11:24

I couldn't care less.
Did they really have to use that shit on me? As soon as the reality started being the psychedelic nightmare in every way, I felt myself at home. Damn, man, it's like walking under the Umbrella Corp (c) in the acid rain.

As soon as they start the server you got to be logged in for security purposes. Like everyone around is looking at you. I took my specks off the floor and went out. The vertical street welcomed me with bottled desire. How the hell can you get out of here if anywhere you go is the same place?

Am I going to "Big Scarlett" tonight? Nah, I mean, am I really going that way? They're programming us. You think they're taking your blood sample when ooops - the nanocomputers go streaming down your blood flow. The Chinese were the first to discover the advantages of bioengineering. So what are you now? Man, now you're the pre-programmed psycho. Remote-controlled.

They've already started building the Guidance centre out of your neutral cells. That's the internal antrenna in your spine. Now that you come to know of it, your knowledge will be erased.

Any time. Any place. Man, that's shit. Yet you'll never get lost. You just cannot get lost if everything is the same. Same passageways. Same keys. Same road signs. As soon as you're striped of landmarks you're theirs.

You'll get in the line together with the others like you. You'll form a perfectly organized body out of biological waste. Look up, dude, look up.

Those are in no way the stars. Those are their eyes. And ears. And what not. They got you babe. They got your every little nerve under total control. You know how that feels?

Divine.

They'll get everyone. Those stars.

11:02

I couldn't care less.
As if I gave a fuck. Kerouac style. Excites me no more than a cement limp. Like I cared.

09:56

I couldn't care less.
Today I fainted at the hospital right after the blood test. Getting real emo these days.

09:54

I couldn't care less.
- Smotri.

Po ee litsy plil svet, podelennij na nol'. Ve4er v pastel'nih tonah. V steklah avtobysa otrazhalos' ee imya. Vneshnee prostranstvo priobrelo svojstva viwnevogo syfle i ostalos' za povorotom. Ona sidela, obhvativ rykami koleni, i smotrela v okno.

Neznakomij gorod, obratnoe vremya, absolutnaya temnota. Rezkie neonovie vstavki na vlazhnom barhate no4i. Esli bi nabokovskaya Lolita mogla smotret' pryamo iz teksta, y nee bil bi imenno etot vzglyad. Ni4ego li4nogo, prosto ideal'naya forma. Plavnie dvizheniya, glaza zagado4nogo tsveta, kotorie v etom osveschenii zapominayutsya navsegda.

Ona prosto ystala i smotrela v okno. Prosto ve4er v izbito4noj pystote okryzeniya. Prosto avtobys, dekorirovannij neznakomimi lud'mi. Prosto tak.

Zadym4ivaya. Veselaya. Skritnaya. Privlekatel'naya. Hitraya. Interesnaya. Vse smotreli v raznie storoni, ylitsa volnoobrazno yplivala nazad. Nadvigalos' zavtra, i tisya4i lavo4ek dozhevivali segodnya po privi4ke. Nikto ne smotrel dryg na dryga. Nikto ne govoril. V etoj 4asti sveta tvoemy yaziky mesto na pomojke, zdes' ti preimyschestvenno nem. Y tebya ostayutsya tol'ko glaza.

Lyuboj gorod Zemli. Lyuboe vremya sytok. Ona vse tak zhe bydet sidet' vpoloborota y okna, obhvativ koleni rykami, i dymat' o svoem. Smotret' v okno. Rasseyanno kasat'sya tebya bedrom i otrazhat'sya v stekle.

Ona bydet beshenno krasiva, o4en' po-zhensky, tak, 4to vse, krome nee, perestaet sywestvovat'. Tak, 4to perehvativaet dihanie, zamiraet serdtse, i ti ne mozhesh' otorvat' ot nee vzglyad. Ti mozhesh' tol'ko smotret'. Ee glaza svetilis' iznytri i bili odnovremenno o4en' teplimi i nevinosimo dalekimi.

Tol'ko smotret'.

Tol'ko...

- Smotri.

Ona prizhalas' schekoj k holodnomy stekly i zakrila glaza.

13:40

I couldn't care less.
Chinese bikes might sometimes ride.

05:14

I couldn't care less.
Chinese keyboards have backspace and navigational keys on the left side.

08:25

I couldn't care less.
eatin' is dangerous for your health

04:21

I couldn't care less.
The Chinese suck. Their music sucks. Their weather sucks. I don't know what the fuck I'm doing in here.

03:30

I couldn't care less.
Now I know what Hell loks like. I can even show you where it is. Just give me a map.

19:44

I couldn't care less.
Передозировка цитрамона не представляет из себя ничего особенного. Разве что центральная нервная система радуется ей всем своим существом. Сначала апатия, потом эйфория, потом хочется спать.

Ты можешь спросить меня, зачем я это делаю. Тут есть два варианта. Я могу сказать, что это ради эксперимента. Так сказать, из чистого любопытства. Ты скажешь, что я – дурак. Однако если я начну рассказывать о своей тяжёлой жизни, ты вполне можешь сказать, что понимаешь, как это ужасно и всё такое.

Наверное, в твоей классификации я отношусь к дуракам. Да, кстати, мышка от ноутбука ночует сегодня в полиэтиленовом пакете, что ещё сильнее замедляет мою реакцию.

Всё идёт вразнос. Расширяются сосуды головного мозга, ты ложишься в тёплую ванную, мастурбируешь в ней и думаешь, что жизнь прекрасна. До того момента, пока кровь не начинает вытворять странные вещи в отведённом для неё пространстве. Идёт, например, из носа. Или из ушей.

А ты весь так пахнешь парфюмерией и маской для волос, что тебе не хочется думать ни о чём. И ты смотришь, как кровь стекает по шее, по плечу, и окрашивает пену для ванны в характерный цвет. А чего трепыхаться? Помирать ты всё равно не собираешься, вылезать из ванной – тоже. Пока я не забыл: стоит спутать ацетон с перекисью водорода, и ты узнаешь о себе много нового.

Часа через полтора, одурев от женского аромата Angel Schlesser, я вылезаю из ванной, вытираюсь махровым полотенцем и одеваю трусы и футболку. Можно запомнить этот момент, а можно и не запоминать. Ничего особенного. Вода смыла старый эпителий. Целый исторический пласт.

Я ощупью иду на кухню, наливаю Колу в стакан, но пью из бутылки. Этот кадр хорошо бы вписался в «Изображая жертву» или, скажем, «Ночной продавец». Уйма символов, никакого смысла. Вроде как ничего не остаётся, кроме как идти спать. Но дома за окном так причудливо раскачиваются, а по телу разливается такая слабость, что хочется ругаться матом.

16:05

I couldn't care less.
Только к тому моменту, как отрицание вошло в привычку, мне стали показывать рекламу. Зафиксировали голову металлопластиковым каркасом и расстреляли с близкого расстояния две обоймы советов. Изредка перемежая новостями. По каждой из улиц проехало по две кареты скорой помощи, и день кончился. Меня пронзили записью чужого саунд-чека и трейлерами фильмов, которые никогда не выйдут. Наушники упаковали в полиэтилен и подвергли крионной заморозке. Отпечатки пальцев сфотографировали и отправили на идентификацию.

И начали говорить, чего именно мне не хватает. Они усыпляли меня и возвращали к жизни каждые два часа. Ремейки фильмов, трейлеры к которым мне не удалось прожевать.

Такая тема. Истерзанную плоть слили в канализационный люк. Сознание зажевало в мясорубке. Они выплеснули меня на крыльцо дома с барашками и оставили замерзать.

22:52

I couldn't care less.
Небольшие частички времени запутались в трояне, бесплатно поставляемом с TrustIn, и их бесполезно искать. Чортовы программные вилы. Редактирование реестра. Изменение ключей, дарвиновская типология Безопасных режимов. Глобальный поиск незаконных лицензий и ключей.

Зачем? Сканирование, удаление, кастрированный swap-файл. Или мне это только кажется? Зачем снимать трубку, если можно позвонить на мобильник? Зачем отвечать на мобильный звонок, если можно написать смс? Зачем отвечать на смс, если она может не дойти.

Не ждите, всё равно не дождётесь. Подписаться - отписаться, больше всего времени уходит на галочки. И не становится легче, когда русский антивирус вскрывается немецким ключом, скачанным с американского сайта через ftp-зеркало в Нидерландах.

Красные точки волшебным образом меняются на зелёные, но по факту не меняется ничего. Удалять без помещения в корзину. Кто-то оказывается по 24-хчасовой защитой. А я - на улице, смотрю на архитектуру Кирилловской вот уже в которотысячный раз. И вспоминаю всё то, что вспоминать не положено.

Как пять лет назад в закрытом подмосковном посёлке доедали сухую лапшу с пола казармы, когда невыносимо хотелось жрать. Херувимы в парадной, я вспоминаю, как мы выходили втроём против семерых и клали их мордой в асфальт из чистой ненависти. И валились рядом от голода. Этот захлёбывающийся звук, когда бьёшь с ноги по лежащему телу.

Сколько времени или который час. Бездарные сутки, украденные отделением зёрн от плевел. "Из газет ты не узнаешь никогда" (с) В который раз?

Естественно, я выживу. Так же естественно, как дышать. Но это тоже ничего не изменит. Здесь мне нечего оставлять. Не на что надеяться. Мне не хочется возвращаться. Здесь меня никто не ждёт. Разве что вооружённый наряд в аэропорту с наручниками за уклонение от призыва.

Я вспоминаю, как мы вылавливали руками тараканов из баланды и жрали её из гнутых алюминиевых мисок. Как люди падали в обморок от тридцатишестиградусной жары и валялись в кустах репейника до наступления темноты. Потому что никто не был достаточно сильным, чтобы оттащить их в медсанчасть. Я вспоминаю, как нас учили исчезать на пустом месте.

Как мы, пропитанные вонью разлагающегося мяса, блевали себе на брюки в кустах под колючей проволокой. Как на вечерней поверке поддерживали падающих с ног, чтобы они не нарушали строй.

Я смотрю на себя в зеркало и вижу, что мне нечего терять. У меня просто нет ничего, о чём я мог бы жалеть. В шестнадцать лет мне наглядно показали, что всем, в принципе, всем на всех плевать. Следующие пять лет я пытался это опровергнуть. Помогать. Слушать. Понимать. Прощать.

Того, кто покажет, что это изменило мир, я готов поцеловать в задницу.

Всё осталось каким было. Ну да, они возобновили выпуск XS, но этого явно недостаточно.

Я пытался быть хорошим, скажу прямо - это не окупается. Тебе всё равно не пишут писем. Тебя не слушают. О тебе никто не заботится. Тебя никто не любит. Всем на тебя плевать. Тебя презирают. Твоё появление нежелательно.

Теперь я с большим удовольствие не отвечаю на звонки. Я знаю, где я нахожусь. Чем я занят. Этого вполне достаточно. Мне не от чего уезжать и не к чему возвращаться. Никто даже не заметит. Люди и вещи останутся на своих местах.

Разве что сэкономят немного денег.

Я вспоминаю, как я ехал через осенний город в автобусе с трёхзначным номером. Опять не дождался. Не получилось. Не вышло. Что-то пошло не так. Очередной ей опять не до меня. И насущной потребностью стала не ласка, а заряженные аккумуляторы в плейере.

Моя личная жизнь вполне умещается на флэшке в 128 метров. Мало, зато очень мобильно. "Be moveable" (c). Просто заметка: когда будут просить, умолять, вопить о помощи, говори нет. Пройди мимо так, как будто тебя это не касается. А ещё лучше - сфотографируй. Может, получится выгодно продать.

39 заражённых файлов, я и лесбийское видео. Не знаю, кому из нас троих больше повезло.

@настроение: "Buddock Saints" (c)

10:40

I couldn't care less.
Так-Себе-Утро началось с того, что зазвонил дисковый телефон. Боль переползла из правого виска в затылок и плотно засела там. Я потянулся за трубкой, посмотрел на внешний экран и не стал ничего делать. Дисковый телефон перестал звонить. У меня нет ничего общего с номерами на 8-950.

Их психошоковая атака явно удалась – мне снились женские прелести, и не было от них спасения. Время представало исключительно в виде губ, глаз, грудей и голосов. Они считали это моим больным местом. Это была та точка, в которую сочли нужным ударить их приборы. Они хотели окунуть меня в преисподнюю отвращения к себе.

Никаких гарантий. У них опять не получилось инициировать сердечный приступ. Но вид у меня был явно задроченный. Я натянул на себя зеркало поуютнее и вгляделся в разнообразие структур. Меня слегка подташнивало, но это было лишь далёким отголоском ночной атаки.

Термометр говорил, что температура воздуха понизилась на четыре градуса, а давление упало на 500 мм.рт.ст. Они использовали весь свой потенциал. Зеркало перевалилось на другую сторону кровати и пошло складками. Теперь они не скоро восстановятся. Меня тошнило всерьёз.

Я проковылял на кухню, прямо под дождь, и сделал пару хороших глотков итальянского полусухого. Пятна спермы выглядели как стигматы. Я глотнул ещё. Низкоорганизованные одноклеточные организмы превратили содержимое холодильника в высокооктановый бензин.

Главное – никуда не выходить. Места с большим скоплением народа. Интернет. Улица. Ванная. Я набрал немного бензина из холодильника в розовую чашку и плеснул в ванную через приоткрытую дверь. Следом полетела горящая газовая спичка. Запахло палёной плотью. Щупальца уползли обратно в вентиляционную решётку. В самой ванной корчился обугленный психосканер. Я плеснул на него немного геля с расслабляющим эффектом, взял за один конец и выбросил в корзину для белья.

Можно было принимать душ.

20:56

I couldn't care less.
Предчувствия раздирают на части так, слокно я целиком из ваты. Самым лучшим выходом из сложной системы зеркал является продолжить славное дело Ли Тай Бая: выпить водки и утонуть в попытке обнять отражение луны в горном источнике. Клыки контекста вызывают у меня почтенную полуулыбку. Всегда найдётся, кому посочувствовать, необязательно делать это сейчас.

Нос Джокера выглянул из за портьеры и мигом привёл меня в чувство. Да, как я мог забыть, мы же на работе. Основная задача - очистка звука на молекулярном уровне. Тени сомнений колыхались перед Джокером как бисерные занавески дешёвого борделя.

В его руках висела какая-то мешанина из мыслечувств. Он сказал, что это женщина.

- Это женщина, Стив.

На мой взыскательный взгляд содержимое Джокеровских кистей напосинало концентрированную зависть. Что-то типа вечного "недодали". К тому же, оно было живым. Он бросил её в зеркало без видимого усилия. Как и предполагалоь, она прошла сквозь стекло и застыла по ту сторону в лёгком недоумении. Сразу же стало тихо.

- Ты слышал, как ненатурально она вопила?

Объект, который Джокер называл "женщиной", оправлял на себе какую-то однотонную тряпку.

- Смотри, Стив, платье. Это называется платье.

Честно говоря, мне было всё равно как что называется. Если он опять привёл меня, чтобы показать, сколько всего он знает, я не намеревался оставаться там ни секунды. Если хотите воочию увидеть короля выпендрёжа, зовите Джокера. Он вам расскажет всё про эти существа. Про их миры. Он даже сможет показать вам их жизнь изнутри, если вы ему очень понравились.

Только я не был его персональным туристом. Я был его проекцией, чорт возьми, и он должен был меня чувствовать. С зеркальных ботинок Джокера срывались шаровые молнии. Он был само предвосхищение, и каждый нерв его тела готов был забиться в оргазме.

- Иди сюда, посмотри ей в глаза.

Он перешёл на хриплый шёпот, схватил меня и подтащил к зеркалу. За что ненавижу зеркала, так это за то, что они умеют отражать. А я не умею отражаться.

- Смотри.

Зато я отражался в её глазах. Джокер выстрелил. Зеркало взорвалось навстречу мне мириадом крошечных осколков. Моё отражение перестало существовать. "Единственно возможный способ", промелькнуло у меня в голове, "единственно возможный способ".

- Извини, приятель, но ты мне порядком поднадоел.

Джокер засунул тёплый пистолет с глушителем в кобуру, вышел на улицу и закурил.

23:38

I couldn't care less.
Основной закон энтропии сна заключается в том, что для получения максимального удовольствия приходится отключаться. Отключаться приходится через неравномерные промежутки врмени. А как можно спать, если продлённое удовольствие грозит уйти своим концом в Вечность?

К тому же, начинает сбоит времяощущение. Утро, туго перетянутое латексными канатами, может оказаться просто пряжкой ремня. Я смотрел на все четыре с половиной мира при помощи семи экранов. Время давным давно перестало привязывать себя к чему бы то ни было и продолжило свой марш протеста в другом направлении.

Человека легко можно определить по количеству подключений, частоте запросов, чистоте помыслов. Никто не спрашивает "зачем". В то время как что-то входит в моду, что-то из неё выходит. Таким образом мода постоянно извивается на качелях оргазма. Спазматически укорачивающиеся предложения идут на пользу коре головного мозга. Никому не нравится перерабатывать огромное количество инфы в невозможно сжатые сроки.

И о яме, которая запросто может выпрыгнуть из ниоткуда, знает пока что только сама яма. Он курил, его профиль был очерчен серебристым сиянием. Сигарета из него не выделялась, она из него торчала. Пиджак был накинут на голое тело. Джинсы, ботинки. Лайковые перчатки. Раскладной набор готовых мыслей на поясе. Каждая клеточка его тела была готова сорваться с места и атрофироваться в любой момент.

На спор. Быстрее других. Просто так. Он не знал, зачем он сюда пришёл. И не знал того места, в котором он находился. Это было неважно. Он просто смотрел в окно. В приличном удалении город смотрелся так, как будто его создавали специально.

За спиной раздался сухой треск телефонного звонка, потом громкий шёпот совокопляющихся кабелей, потом всё стихло. Он знал последовательность действий наизусть. На всех семи экранах полупрозрачный футболист играл с жертвой.

Единственное, что могло сдвинуть его с места - знание того, где он должен оказаться в следующий момент. Окно придвинулось вплотную к своему собеседнику и неуклюже пригласило его на вальс. Когда мне не осталось ничего, кроме как согласиться, город рванулся вверх, здание скорчилось вниз, вокруг сгустилось метро.

Я посадил окно на место рядом с собой и отряхнул серебряную пыль, осевшую на правом рукаве. Поезд нарезал дикие круги по ленте Мёбиуса, не останавливаясь толком нигде. Толпы пассажиров мутировали и превратились в хромированные ручки, кожаную обивку, номера на стенах. Немногие выжившие бредили небом по ту сторону билетных касс.

Объявили вечер. Я обратился к сидящей слева даме с непристойным предложением.

21:39

I couldn't care less.
Я не помню, когда произошла внеядерная реакция. Помню только, что для этого нужно было включить радиоприёмник на частоте 117.3. Ну да, такой не бывает. Я тоже проверял. До поры до времени.

А потом Вибродирижёр бессюжетно снял шляпу и препроводил бесконечность домой. Его отточенные движения возвещали утробный апокалипсис леворадикального толка. Как водится, тогда никто ничего не понял. Дружественный интерфейс загрыз семерых прежде чем до него удалось добраться при помощи пожарной лестницы, двух боевых расчётов и иконы UNIX.

Газета, которая в то утро оказалась у меня на коленях, лениво перелистывала себя, обдавая лицо приятным свинцовым ветерком. Хромированные колёсные колпаки на стенах отражали тысячи солнц, но ни одно из них не было настоящим. Настоящее, как всегда, было в заднем правом кармане Вибродирижёра. Он нюхал его перед завтраком. Помнится, он как-то предложил мне дойти до самодостаточности во всём. Я не видел причин отказываться.

Газета, приняв мой естественный недостаток внимания за личное оскорбление, скользнула на пол серой лентой. Ну, кто-то должен был это сделать. Я остался сидеть в полуметре над рифлёным дезодорированным полом.

Он принёс мне что-то завёрнутое в стекловату, откланялся и распался на ионы. Со всем, что появлялось из его алчных карманов, стоило поступать единственным верным образом: выбрасывать на улицу в вакуумной упаковке. Что я незамедлительно сделал.

Через пару секунд за окном раздался взрыв, и на переферию моего сознания налипли сиреневые ошмётки. Чувство опустошённости пробиралось между позвоночником и кожей спины. Я видел его в зеркало. Хитросплетения монорельса за окном напоминали узел Сансары. Хитросплетения людей - конфетти.

Я ссыпался в пешеходный рой и моментально растворился в направлении Центрального Пункта Покаяния.

- Прости меня, ибо я грешен. Я неконтролируемо выбросил в окно килотонну чистого непонимания, и она вызвала к жизни необратимые процессы.

- Хуйня, чувак, это было всего лишь Солнце.

Многочисленные пальцы Вибродирижёра стремились сквозь карбоновую решётку и успокаивающе гладили по голове.

21:30

I couldn't care less.
- Ты принимаешь Иисуса Христа как своего личного спасителя?

- Только внутривенно.

Наша обычная шутка. Интересно, сколько он засадил мне на это раз. Сколько сантиметров? Кубиков? Грамов? Домов? Людей? Цветов? Лиц? Впечатлений? Треков? Килобайт? Секторов?

Кажется, он задавался тем же самым вопросом. Об этом можно было догадаться по его крайне изменчивому лицу. Да и вообще сейчас он был похож на холодильник, который догадался о собственном предназначении и очень разочарован. Мы всегда ставим какую-нибудь музыку, чтобы нас направляло что-то одно. Грамотный ход.

В случае с чуваком Иисусом - единственный возможный. Первым откровением на сегодня было: "Непроизнесение есть добродетель".

Если спираль ДНК увеличить в размерах и нацепить на неё галстук, вы увидите Эдди, застывшего в сейчас. Нет, естественно, никто никого ни о чём не просит. Самая свободная реальность - та, которой тебя принудительно лишили.

"Каждый ортоксальный еврей проводит жизнь в бесплодных попытках наращивания крайней плоти". Отсутствие толики шовинизма в нашем классическом воспитании заставило нас центростремительно вращаться. Даже не подумаю спросить его, сколько откровений сейчас плещется во мне, ища выхода.

Меня добьёт сам ответ. А ведь они все там, ищут трещину в черепной коробке, чтобы вырваться наружу. Что меня больше всего пугает в данный момент, так это то, что я знаю, что эта самая трещина есть.

Дело только во времени. Он подключил меня к передатчику нейронных импульсов и включил вмонтированный в стену под острым углом диктофон. Инерция курсора на дисплее осциллографа взорвалась всплеском ядерных искр.

Я не могу больше терпеть.

- Вытащи это из меня.

Не знаю, кто из нас лучше разбирается в медицине. Не понимаю, почему за пультом всегда стоит он. Он что, думает, меня прёт долбаться этой дрянью? Он же записывает её, сука, и сбывает в переходе сверхзвукового метро.

Два плоских электрода на моих сосках испускали слабые импульсы прямо в меня. Кончающая машина, что может быть более отвратительным, чем саундтрек к фильму-эпопее?

Никто не заметил, что он мне не ответил? Диктофон слабо щёлкнул и сплюнул на пол. Кафельная стена поползла буграми аэрографии. Приятный металлический привкус пола заметил: "Каждый может уйти за горизонт. Ошибка в том, что никто не может там остаться".

Продолжалось. Почему я должен хрипеть на полу каждой мыслящей порой своего теневого тела, в то время как он присосался своими проводами к моим гениталиям. Весёленькая электронная музыка сменилась какой-то вакханалией, и я почувствовал, что Эдди проник в мои кости и пытается расправить их по своему вкусу.

- Образу и подобию? Какого хуя, чувак, ты что, возомнил себя Господом Богом?

От лавины чувств я непроизвольно блеванул на пол. По полу прокатилось что-то чёрное и скользнуло в вытяжку. Газовая горелка медленно потрескивала, а декоративное тело над ней продолжало философски обугливаться. "То, что ты видишь - совсем не то, что отражается на дне хрусталика зрачка". Вдумайся в это. Хорошо бы вдуматься, но, когда верх набран CapsLock-ом, бывет трудно сосредоточиться.

Осатанелые знаки препинания катались по моим сосудам и вели неспешную беседу. Эдди, заткнув за воротник фрака салфетку, принлся за жаркое из моей печени. Не наигрался в гепатит в детстве. Картинки на мониторе превратились в диапроектор, который показывал диапроектор, который показывал диапроектор.

Существовало только то, что оказалось вне поля моего восприятия. То, что туда попадало, аннигиллировало незамедлительно. Кроме Эдди, естественно. Он сосал так, что Галактика сворачивалась трубочкой.

- Господи, ну зачем такие хлопоты. Эдди, прекрати, блядь, я тебя спрашиваю ты что, реально Христос?

Разреженность воздуха заставляет снег прорастать прямо через трещины в кафеле.

- Ну, э-э, как бы есть такая тема, и я тебя люблю.

Застенчиво прошелестел он на одном дыхании и покраснел.

I couldn't care less.
Что это у тебя там так бессовестно выпирает? Я ткнул Статую чуть пониже пояса. Он не возбудился. Во-первых, потому, что это был его новоприобритённый внешний катетер. Во-вторых, потому, что Статуя был мёртв. Катетер сцеживал из него Сочувствие в большой перегонный чан.

Раньше приходилось брать пробы шприцем. Или выдавливать Небезразличие под прессом. О том, как добывалось Внимание, сейчас уже никто не говорит. Есть тема, что это было как-то связано с нейронной стимуляцией. Примитивные нанотехнологии давно растворились в детских видеоприставках, и Нежность перестала пользоваться спросом. Примерно как стиральный порошок.

Я отхлебнул ещё немного "Томатного сока с солью, восстановленного из концентрированного томатного сока, выжатого из генетически модифицированных перламутровых помидоров с добавлением Невинности". Без красителей. Без консервантов. Адское пойло. Стеклянной бутылочки в 200 мл вполне хватает на то, чтобы простоять сутки у дистиллятора.

Главное - иметь хороших поставщиков. Вытряхивая на ладошку глаза, один за другим, я следил за уровнем давления сырья. Статуя работал безотказно.

Вот что интересно: если перед человеком поставить бутылку с мочой, пахнущей водой, и бутылку с водой, пахнущей мочой, то человек, скорее всего, заварит себе чай на моче. И сочтёт свой выбор разумным.

Кстати, Жалость запретили, как продукт, разлагающий молодёжь. С тех пор её можно достать только через стробоскопические знакомства. Пора было поднимать температуру и откачивать конденсат.

Человеческая Радость оказалась гипердорога. Стали использовать собак. К тому моменту, как собаки кончились, никто не успел построить более-менее толковую ферму. На одну дозу уходило до семидесяти пяти штук. Достать собаку сейчас - практически невозможно. Радость закрыли, как убыточный проект. К тому же, она жутко воняла.

Я хорошо помню те времена. Ещё бы, можно сказать, что с меня началась психофармацевтика. Я первым синтезировал Доверие вне носителя. Вынес его на улицу и впрыснул всем проходившим девушкам от восемнадцати до двадцати пяти. Тот вечер был ознаменован рекордным количеством зачатий.

Это был эксперимент над собой, я расстался с собственным Доверием без капли Сожаления. К слову, Сожаление сейчас совсем перестали употреблять. Мы продаём его в третьи страны, которые до сих пор исповедуют Христианство и тому подобные ереси.

Большой гуманитарный груз Сожаления удалось собрать, проведя компанию под слоганом "Don't regret a thing", это строчка из песни коллектива Nirvana, когда-то бывшего очень популярным. Охотнее всего откликнулись старики. Единственной проблемой стало то, что после сдачи Сожаления сложно было убедить их не резать женщин и детей.

Говорят, полиции это удалось.

Эта лаборатория - мой дом. Государство преподнесло его мне, когда я разработал теорию дистилляции чувств и эмоций. В принципе, сложно было ждать меньшей премии после того, как продемонстрировал эффект внутривенного введения дозы чистой Любви со слабым раствором Похоти на жене Министра Промышленности.

Через некоторое время тот скончался от инфаркта, завещал тело лаборатории, и мы смогли выделить немалое количество Удивления и Ужаса из его подтаявшего трупа.

Воспоминания порядком поднадоели, и мне приходится отключить телефонный кабель от гнезда на тыльной стороне руки. Предпочитаю пользоваться информацией по старинке, без этих новомодных дистанционных хранилищ. Статуя затоптался на месте и вспыхнул в приступе Стыда. Я снял с плеча армейский перезаряжаемый огнетушитель и погасил пламя. Не в первый раз. Так бывает всегда, работает закон сохранения энергии. Компенсация. Отберите у человека зрение, у него увеличится тактильная чувствительность.

Отберите у человека чувство, его компенсирует прямо пропорциональный прилив другого чувства. Это неуправляемый процесс, поэтому на правом плече у меня всегда висит автоматический "Штейр" с магазином на пятнадцать патронов.

Со Стыдом можно справится огнетушителем. Со Слепой Яростью - очередью с приличествующего расстояния. Вот почему у нас такой расход сырья. Процесс отбора, завершившийся миганием красной лампочки на индикаторе уровня жидкости в чане, был завершён. Двое бессловесных ассистентов увели Статую, всего в хлопьях синтетической пены, в душевую. На выходе ему заплатят немного денег.

Я поплотнее обхватил дедов аналоговый измеритель плотности и начал процесс гранулировки. На глаз всегда получается точнее.

23:05

I couldn't care less.
Отрезав от сервелата нечётное количество кусков, я ввёл им пять кубиков синильной кислоты внутривенно. Давление резко повысилось, это можно было понять по выплёскивающейся на алюминиевый пол эктоплазме. Я включил свет, и биомасса вынужденно завибрировала цветами.

Кровь на вашей сорочке говорит о том, что базовым инстинктом человека является стремление к соитию с любым полым предметом. Все молчали. На хрустящей простыне были аккуратно разложены хирургические инструменты. Колбаса вздрогнула и захлопала пушистыми ресницами.

Как только вам, доктор, могло такое прийти в голову. Это ведь не Закон Пиздатости Вселенной. Понимаете, мой юный коллега, «пиздатость» в данном случае отнюдь не подразумевает выражение гиперэмоциональной характеристики, а суть наделённость Вселенной органом размножения.

Вибродирижёр любовно погладил изнутри белки собственных глаз. Мои руки двигались в такт его переживаниям. Искушение плотью, распятое на операционном столе под пятиугольной лампой, нервно подрагивало в попытках насадить себя на любой продолговатый предмет.

Всё дело в том, что нас, кажется, заждались. Его Ipod изрыгал Вивальди нон-стоп. Из строгого дезинфицированного рукава возникла обоюдоострая палочка. Автономные очки в круглой оправе пришли в крайнее возбуждение, выдав вразброс крушение авиалайнера, взрыв WTC и оленёнка Бэмби. Похоже, рэндомный тип мышления, который я инсталлировал пару междометий назад, влиял на них не лучшим образом. Пока я облизывал эту мысль, над Бэмби появилась нейтронная бомба. Я отвернулся.

На все притязания со стороны Операционных Систем Вибродирижёр отвечал коротким замахом и пальцами пианиста.

От таких лакомств ещё никто не отказывался.

Неотвратимость момента заставила очки зажмурить глаза прохожего на Сен-Дени. Тот, естественно, ничего не понял, а мы в это время, разлив по кружкам с забавными рожицами чёрную желчь, наслаждались бутербродами с колбасой.

21:47

I couldn't care less.
Самая идиотская идея человечества - сосуществование. Какая, к чорту, разница. С кем? Ну, эй, куда же ты все подевались?

Отсутствие механизма обратной связи. Заставляет задуматься о будущем вне алкоголесодержащей ёмкости. Пару глотков Bailey's и короткометражка "Nip/Tuck" неплохо забили вечер.

Bailey's никто не видел, наверное, стоит поставить его в холодильник минут на десять, до ближайшего телепорта. Шон стоял на крыше здания. Здания, которому через два года предстояло цинично уйти в небытие. Шон этого не знал. Фундамент этого не знал. Никто этого не знал, кроме недоеденного глаза проектировщика.

Бахрома кирпичной кладки становилась всё более и более неровной.

Я смотрел на скобы, скрепляющие многоквартирную плоть, и они мне ничего не напоминали. Я ни о чём не думал. Инстинктивная теневая реальность, умноженная на метанол. Шон спустился на чердак и поссал между прогнивших перекрытий.

Слуховое окно ничем не закрывалось. Я постоял напротив, задрав голову в небо, якобы думая о своём. На самом деле я ни о чём не думал. Оставалось только понять, набрёл ты на золотую жилу, или тебя дурят патрульные копы.

Оставалось только понять. Я пустился в рассуждения о свойствах междометия "я" лишь после определённой дозы спиртного. Нужно сказать, я долго держался.

Хочешь продолжения? Шон застегнул ширинку (пуговицы) и толчками выплеснулся в тихий дворик. Полубетонный блок, замурованный в газон, принимал его за человека. Я - за точку в двухмерном пространстве. Он сам - за фрактал, всецело отражающий бытиё. Хуй разберёшь это разнообразие мировоззрений.

Каждый ушёл по своим делам, а я, за их неимением, продолжил прятаться во влагалище своего потного города. За мной никто не полезет. Не спустится сюда из чистого омерзения. Мы с ним были равноудалены во времени и расходились всё дальше. Достаточно сказать, что для него это было утро с вьетнамской лапшой. Для меня - вечерний трип за чистым кислородом, от которого наглухо съезжает крыша.

Ни он, ни я не находились под влиянием посторонних веществ или лиц, их заменяющих. Сейчас я поправлю сандалию на левой ноге, она слишком глубоко ушла в мою плоть. И без неё изъеденную филигранным постом. Шум вентилятора жёсткого диска заставил меня истерично вздоргнуть и забраться на стол с ногами. Руки сплелись в амфетаминовый узел эстакад и развязок.

Над мостом Благоденствия пролегал тоннель Незаполненности, куда мало кто не боялся прийти. Увесистое пресс-папье в стиле заката постмодернизма неуверенно выбиралось из черепа лежащего на полу человека. Он мой. Мужской род, именительный падеж, не дышит.

Единственно верная грамматическая категория, выходи, ублюдок. Она осторожно прикоснулась к метастазе кончиком туфли, но это была лишь перепевка канонического текста. Минусовая плоть сожрала её с головой и выблевала на улицу колье от Челлини.

Здесь стоит остановиться и открыть коробку с воскресным ленчем. Перевязанную ленточкой с фамильным кредо "Сдохни, сука". Я задолбался поддерживать собственное реноме путём подпирания стен частных заведений самого реакционного толка.

Здесь тоже торгуют плотью. Разница лишь в количестве одежды на ней. Товар не меняется. Он это давно усёк, поэтому сейчас шёл по загородной аллее в противопылевой маске. Для него Персидский залив ещё не кончился. Для меня - не начинался. Для каждого из нас найдётся собственное изображение искомого предмета, что на голодный желудок может быть воспринято неадекватно.

Принимаю во внимание зависимость скорости речи от скорости абсорбции психомодификаторов. Скажи-ка, сколько этой дряни ты засадил в меня сегодня. Отчёт за расплывающиеся рамки очень актуален в наше безмазовое время. Поэтому просто не дай мне выйти из этого гравитационного коллапса.

Иначе нам всем станет очень плохо, а горные долины окажутся заваленными разлагающимися трупами Розовых Зайцев Duracell.